Чем мне нравилась Рин, так это своим беспрекословным подчинением. Она никогда не задавала лишних вопросов. Делала всё ровно так, как я скажу. И не болтала лишний раз, как это делала её предшественница Огава Хана.

Однако пользоваться лекарской магией при ней я всё же не рисковал. Одно дело — подчинение врачу и совершенно другое, попытки понять, почему все больные выздоравливают по мановению руки.

Сакамото Рин ушла, а я в очередной раз начеркал послание Тихиро Кодзаки. И это сообщение должно было стать последним.

«Ложитесь на спину, закройте глаза. Я осмотрю ваши уши аппаратом и прочищу слуховой проход. Больно не будет».

Он кивнул и лёг на кушетку.

Я же просунул в его слуховой проход отоскоп — чисто для отвода глаз. А сам начал улучшать обмен веществ во внутреннем ухе. Сначала восстановил все повреждённые клетки. И, чёрт возьми, как же много маны на это ушло!

Всё-таки прямое взаимодействие с клетками под контролем «клеточного анализа» — это нечто на границе между высшим пилотажем и божественным уровнем.

Хоть свою балалайку на приём тащи! Забываю каждый раз, как называется этот инструмент. Сямисэн, точно.

Балалайка, если говорить по-русски.

За пятнадцать минут я восстановил все клетки, улучшил отток венозной крови и лимфы, а затем…

— Ой! — закричал Тихиро Кодзаки. — Кацу… Кацураги-сан! Громко, очень громко! Слышу!

— Тише-тише, — успокоил его я. — Сейчас уши привыкнут. Всё в порядке, не переживайте. Я всё исправил.

— Ох, аж голова разболелась, — зажмурился он, поднимаясь с кушетки. — Это нормально?

— Мозг за эти сутки отвык получать информацию от слуховых рецепторов, — объяснил я. — Точно такой же дискомфорт вы можете испытать, если проходите пару дней с завязанными глазами, а потом резко взгляните на солнце. Так и ослепнуть можно.

Я старался шептать, чтобы не раздражать свежие слуховые рецепторы Тихиро Кодзаки. У молодого человека аж слёзы на глазах выступили. Но не от боли, а от радости.

— Кацураги-сан, спасибо вам большое. Я не знаю, что вы сделали, но… Я ж думал, что всё уже! Глухим останусь на всю жизнь. Думал, что опять онкология начала прогрессировать, метастазы в мозг пошли…

— Всё хорошо, не бойтесь, рака вашего уже давно нет. Благо, вовремя его выявили, — сообщил я.

— И опять же всё благодаря вам! Вы-то, наверное, уже не помните. Но я никогда не забуду, как вы за пять минут нашли эту опухоль. Я вам по гроб жизни обязан теперь.

— Не стоит, это часть моих обязанностей, — усмехнулся я. — Куда важнее сейчас выяснить причину, из-за которой пострадали ваши уши. Теперь мы, к счастью, может поговорить без всех этих записок. Уже, если честно, рука устала писать вам вопросы.

Тихиро Кодзаки немного расслабился и даже посмеялся над моими словами.

— Всё, я готов отвечать на любые ваши вопросы, Кацураги-сан. Задавайте, — кивнул он.

— Я уже пролистал все ваши посещения за последний год и обнаружил, что вы лечились препаратами платины.

— Платины? — удивился он. — Я, если честно, такого не припомню.

— Химиотерапия, которую вам проводили перед операцией, состояла из препарата под названием «карбоплатин». Он используется при злокачественных новообразованиях мочевого пузыря.

— А! Точно, помню-помню, — закивал Тихиро. — Это слова мне знакомо. Ничего себе… Это что же, в меня такой дорогой металл вводили?

— Его производное, — объяснил я. — И этот металл оказывает пагубное влияние на органы слуха.

— Думаете, это из-за химиотерапии? Но ведь она закончилась почти год назад!

— Я полагаю, что химиотерапия создала почву для нарушения слуха. Расшатала некоторые структуры в вашем ухе. Однако основной удар совершили другие препараты.

— Значит, это не болезнь? А побочные действия каких-то таблеток?

— Верно, Тихиро-сан, но не думайте, что кто-то из врачей навредил вам по ошибке. Ваш диагноз — нейросенсорная тугоухость вследствие ятрогенной ототоксичности.

— Э… — нахмурился он. — Я ничего не понял.

— Простыми словами, у вас пропал слух из-за того, что врачи назначали препараты токсичные для слуховых рецепторов.

— И вы считаете, что это просто случайность? — спросил он. — Мне никто не пытался… убить?

— Ни в коем случае. Даже думать об этом забудьте, Тихиро-сан, — сказал я. — Однако случайность крайне неприятная. Судя по вашему анамнезу, в ваш организм попало сразу огромное количество таких препаратов. Смотрите, сначала вы прошли курс химиотерапии платиной. Так?

— Верно, — кивнул он.

— Затем у вас развилась почечная недостаточность, и вы уже больше года принимаете мочегонные — петлевые диуретики. А именно фуросемид и торасемид.

— Да, но курс уже заканчивается, мои почки почти восстановились, — отметил он.

— Это хорошо, что курс заканчивается. Потому что эти мочегонки внесли свой вклад в повреждение уха.

— А какая связь, не постесняюсь спросить, между мочой и ухом? — усмехнулся Тихиро Кодзаки.

— Связи никакой. Просто почти любой препарат неоднороден. Химическое вещество — как снежинка. Одним концом действует на больной орган, а другим может навредить другим. И «снежинка» ваших мочегонок идеально подходит для повреждения внутреннего уха.

— Понятно, — кивнул он. — Хорошо, что я уже заканчиваю курс.

— Нет-нет, не спешите, Тихиро-сан, — помотал головой я. — Это ещё не всё.

При использовании «анализа» я заметил, что в лёгких больного остались небольшие уплотнения. Сначала я напрягся, решив, что это метастазы. Однако вскоре обнаружил, что это последствия пневмонии.

— Я слышу, как вы тяжело дышите, — солгал я, чтобы подойти к интересующей меня теме. — У вас недавно была пневмония?

— Точно, Кацураги-сан. Но была она месяца три назад.

— В системе об этом данных нет. Вы обращались в частную клинику?

— Вы видите меня насквозь, — улыбнулся он.

Тихиро даже не представляет, насколько он прав.

— Не помните, какой антибиотик вам там давали? — спросил я.

Пациент замолчал, пытаясь вспомнить название.

— Какой-то «мицин». Полное название не помню, — ответил Тихиро Кодзаки. — Но у меня брали посев мокроты и проверяли чувствительность бактерий к антибиотикам. Сказали, что кроме этого препарата больше никакой не подойдёт.

— Я уже догадался, о чём речь. Видимо, это был антибиотик из группы аминогликозидов. Да уж, Тихиро-сан, вы меня простите, конечно, но вынужден сказать, что с удачей у вас совсем туго.

— Только не говорите, что и эти препараты действуют на уши…

— Ещё как действуют. Чуть ли не сильнее, чем все остальные. Существует много клинических примеров, когда люди теряли слух из-за приёма аминогликозидных антибиотиков. А уж вы собрали полный комплект. Как говорится в покере — фулл хаус.

— Надо запомнить на будущее, — он принялся записывать в блокнот названия препаратов. — Платина, фуросемид, аминогликозиды… Что-то ещё?

— Надеюсь, что да. Если, конечно, вы не принимаете аспирин.

— Ацетилсалициловую кислоту? — уточнил Тихиро. — Принимаю, мне назначали для разжижения крови. И её тоже придётся отменить?

— Нет уж, она, конечно, тоже действует на клетки слухового анализатора, но её убирать не стоит. В одиночку она вреда вам не причинит. Теперь точно всё. В будущем, Тихиро-сан, когда врачи будут назначать вам лекарства, обязательно уточняйте, что у вас уже был случай с ототоксичностью. Тогда специалист подумает дважды, прежде чем добавить лишние таблетки.

— Спасибо вам большое, Кацураги-сан, — поклонился он. — Но ходить я буду только к вам! До встречи!

Тихиро Кодзаки вышел из кабинета ровно в тот момент, когда Сакамото Рин вернулась ко мне.

— А куда это он, Кацураги-сан? — забеспокоилась она. — Я узнала, ЛОР освободится через полчаса. Можем отправить пациента…

— Не стоит, с ним уже всё хорошо, — перебил её я. — Ситуация оказалась не такой серьёзной. Садитесь, Сакамото-сан, продолжим приём.

Я быстро заполнил осмотр пациента в медицинской информационной системе и приготовился к следующей консультации. В ситуациях, когда я излечивал тяжёлые заболевания с помощью лекарской магии, мне приходилось откровенно лгать в документации.